writer
stringlengths 11
33
| poem
stringlengths 1
135
| text
stringlengths 21
213k
⌀ |
|---|---|---|
Владислав Фелицианович Ходасевич | Берлинское | Что ж? От озноба и простуды —
Горячий грог или коньяк.
Здесь музыка, и звон посуды,
И лиловатый полумрак.
А там, за толстым и огромным
Отполированным стеклом,
Как бы в аквариуме темном,
В аквариуме голубом —
Многоочитые трамваи
Плывут между подводных лип,
Как электрические стаи
Светящихся ленивых рыб.
И там, скользя в ночную гнилость,
На толще чуждого стекла
В вагонных окнах отразилась
Поверхность моего стола, —
И проникая в жизнь чужую,
Вдруг с отвращеньем узнаю
Отрубленную, неживую,
Ночную голову мою. |
Владислав Фелицианович Ходасевич | Песня турка | Прислали мне кинжал, шнурок
И белый, белый порошок.
Как умереть? Не знаю.
Я жить хочу – и умираю.
Не надеваю я шнурка,
Не принимаю порошка,
Кинжала не вонзаю, –
От горести я умираю. |
Владислав Фелицианович Ходасевич | Моя страна | О ты, страна моя, насыщенная морем,
Страна безмолвных гор и величавых туч,
Струящих вечности и тайны свет священный,
Скользя по белизне твоих отвесных круч.
Я принял всю тебя: и скорбь твоих усталых,
Прохлады жаждущих, испепеленных жнитв,
И мрак пещер твоих, где сладкий хлад покоя
Встречает беглецов, презревших ярость битв.
Ты вся моя. Люблю песков твоих неярких
Струенье нежное на берегу морском
И алость пышную цветов, что теплым утром
Трепещут, как сердца, под легким ветерком.
Впервые предо мной ты на заре открылась
В унылой наготе холмов — и вся была,
Как слабая душа, что жаждет избавленья —
Как пламя, скорбь твоя мне сердце обожгла.
В тебя поверил я. Припав к земле, я слушал
Песнь сердца твоего. На каждый холмик твой
Усталую главу доверчиво склонял я,
Из камня каждого священный пил покой.
Никто не ведает про то, что мне шептали
Твой каждый кустик, терн в расщелине скалы,
Когда, волнуемый печалью странно-древней,
Я брел долинами в часы вечерней мглы.
Когда душа дрожит пред щедростью Господней,
Как сладок ветерок твоих святых ночей!
Как сердце веселит усталому скитальцу —
Среди пустынных гор напев твоих ключей!
Мать-родина! Ты нам — как мореходам гавань.
В тебе конец пустынь, покой и мирный сон.
К твоим горам бредут от всех пределов мира
Скитальцы всех времен, наречий и племен.
В плодах твоих долин — какой избыток пышный!
Как мягко шелестит в ручьях твоих вода!
Как одиночество вершин твоих прекрасно!
Как сердцем волен тот, кто добредет сюда! |
Владислав Фелицианович Ходасевич | Когда истерпится земля… | Проси у него творчества и любви.
Гоголь
Когда истерпится земля
Влачить их мертвенные гимны,
Господь надвинет на меня
С пустого неба — облак дымный.
И мертвый Ангел снизойдет,
Об их тела свой меч иступит.
И на последний хоровод
Пятой громовою наступит.
Когда утихнет ураган
И пламя Господа потухнет,
Он сам, как древний истукан,
На их поля лавиной рухнет. |
Владислав Фелицианович Ходасевич | Памятник (Во мне конец, во мне начало…) | Во мне конец, во мне начало.
Мной совершенное так мало!
Но все ж я прочное звено:
Мне это счастие дано.
В России новой, но великой,
Поставят идол мой двуликий
На пеpeкpeсткe двух дорог,
Где время, ветер и песок… |
Владислав Фелицианович Ходасевич | Улика | Была туманной и безвестной,
Мepцaлa в лунной вышине,
Но воплощенной и телесной
Теперь являться стала мне.
И вот – среди беседы чинной
Я вдруг с растерянным лицом
Снимаю волос, тонкий, длинный,
Забытый на плече моем.
Тут гость из-за стакана чаю
Хитро косится на меня.
А я смотрю и понимаю,
Тихонько ложечкой звеня:
Блажен, кто завлечен мечтою
В безвыходный, дремучий сон
И там внезапно сам собою
В нездешнем счастье уличен. |
Владислав Фелицианович Ходасевич | Про себя | Нет, есть во мне прeкpaсноe, но стыдно
Его назвать перед самим собой,
Перед людьми ж – подавно: с их обидной
Душа не примирится похвалой.
И вот – живу, чудесный образ мой
Скрыв под личиной низкой и ехидной…
Взгляни, мой друг: по травке золотой
Ползет паук с отметкой крестовидной.
Пред ним ребенок спрячется за мать,
И ты сама спешишь его согнать
Рукой брезгливой с шейки розоватой.
И он бежит от гнева твоего,
Стыдясь себя, не ведая того,
Что значит знак спины его мохнатой. |
Владислав Фелицианович Ходасевич | Подпольной жизни созерцатель… | Подпольной жизни созерцатель
И Божьей милостью поэт, —
Еще помедлю в этом мире
На много долгих зим и лет.
Неуловимо, неприметно,
Таясь и уходя во тьму,
Все страхи, страсти и соблазны
На плечи слабые приму.
Стиху простому, рифме скудной
Я вверю тайный трепет тот,
Что подымает шерстку мыши
И сердце маленькое жжет. |
Владислав Фелицианович Ходасевич | Великая вокруг меня пустыня… | Великая вокруг меня пустыня,
И я — великий в той пустыне постник.
Взойдет ли день — я шторы опускаю,
Чтоб солнечные бесы на стенах
Кинематограф свой не учиняли.
Настанет ночь — поддельным, слабым светом
Я разгоняю мрак и в круге лампы
Сгибаю спину и скриплю пером, —
А звезды без меня своей дорогой
Пускай идут.
Когда шумит мятеж,
Голодный объедается до рвоты,
А сытого (в подвале) рвет от страха
Вином и желчью, — я засов тяжелый
Кладу на дверь, чтоб ветер революций
Не разметал моих листов заветных.
И если (редко) женщина приходит
Шуршать одеждой и сиять очами —
Что ж? я порой готов полюбоваться
Прельстительным и нежным микрокосмом… |
Владислав Фелицианович Ходасевич | Буря | Буря! Ты армады гонишь
По разгневанным водам,
Тучи вьешь и мачты клонишь,
Прах подъемлешь к небесам.
Реки вспять ты обращаешь,
На скалы бросаешь понт,
У старушки вырываешь
Ветхий, вывернутый зонт.
Вековые рощи косишь,
Градом бьешь посев полей, –
Только мудрым не приносишь
Ни веселий, ни скорбей.
Мудрый подойдет к окошку,
Поглядит, как бьет гроза, –
И смыкает понемножку
Пресыщенные глаза. |
Владислав Фелицианович Ходасевич | Интриги бирж, потуги наций… | Интриги бирж, потуги наций.
Лавина движется вперед.
А всё под сводом Прокураций
Дух беззаботности живет.
И беззаботно так уснула,
Поставив туфельки рядком,
Неомрачимая Урсула
У Алинари за стеклом.
И не без горечи сокрытой
Хожу и мыслю иногда,
Что Некто, мудрый и сердитый,
Однажды поглядит сюда,
Нечаянно развеселится,
Весь мир улыбкой озаря,
На шаль красотки заглядится,
Забудется, как нынче я, –
И всё исчезнет невозвратно
Не в очистительном огне,
А просто – в легкой и приятной
Венецианской болтовне.
19-20 марта 1924 Венеция |
Владислав Фелицианович Ходасевич | Прогулка | Хорошо, что в этом мире
Есть магические ночи,
Мерный скрип высоких сосен,
Запах тмина и ромашки
И луна.
Хорошо, что в этом мире
Есть еще причуды сердца,
Что царевна, хоть не любит,
Позволяет прямо в губы
Целовать.
Хорошо, что, словно крылья
На серебряной дорожке,
Распластался тонкой тенью,
И колышется, и никнет
Черный бант.
Хорошо с улыбкой думать,
Что царевна (хоть не любит!)
Не забудет ночи лунной,
Ни меня, ни поцелуев —
Никогда! |
Владислав Фелицианович Ходасевич | Пробочка | Пробочка над крепким иодом!
Как ты скоро перетлела!
Так вот и душа незримо
Жжет и разъедает тело. |
Владислав Фелицианович Ходасевич | Друзья, друзья! Быть может, скоро… | Друзья, друзья! Быть может, скоро —
И не во сне, а на яву —
Я нить пустого разговора
Для всех нежданно оборву,
И повинуясь только звуку
Души, запевшей как смычек,
Вдруг подниму на воздух руку,
И затрепещет в ней цветок,
И я увижу и открою
Цветочный мир, цветочный путь, —
О, если бы и вы со мною
Могли туда перешагнуть! |
Владислав Фелицианович Ходасевич | Увы, дитя! Душе неутоленной… | Увы, дитя! Душе неутоленной
Не снишься ль ты невыразимым сном?
Не тенью ли проходишь омраченной,
С букетом роз, кинжалом и вином?
Я каждый шаг твой зорко стерегу.
Ты падаешь, ты шепчешь — я рыдаю,
Но горьких слов расслышать не могу
И языка теней не понимаю. |
Владислав Фелицианович Ходасевич | Изломала, одолевает… | Изломала, одолевает
Нестерпимая скука с утра.
Чью-то лодку море качает,
И кричит на песке детвора.
Примостился в кофейне где-то
И глядит на двух толстяков,
Обсуждающих за газетой
Расписание поездов.
Раскаленными взрывами брызжа,
Солнце крутится колесом.
Он хрипит сквозь зубы: Уймись же! —
И стучит сухим кулаком.
Опрокинул столик железный.
Опрокинул пиво свое.
Бесполезное — бесполезно:
Продолжается бытие.
Он пристал к бездомной собаке
И за ней слонялся весь день,
А под вечер в приморском мраке
Затерялся и пес, как тень.
Вот тогда-то и подхватило,
Одурманило, понесло,
Затуманило, закрутило,
Перекинуло, подняло:
Из-под ног земля убегает,
Глазам не видать ни зги —
Через горы и реки шагают
Семиверстные сапоги. |